Джон Кризи - Инспектор Вест [Инспектор Вест в затруднении. Триумф инспектора Веста. Трепещи, Лондон. Инспектор Вест и Принц.]
Это оказалось настолько физически трудным, что он буквально взмок от пота и боялся, как бы не свалиться. Но все же нащупал ручку и вцепился в нее.
Дверь отворилась. Роджер постоял немного на пороге, чтобы привыкнуть к свету, потом смело шагнул в соседнюю комнату.
Она была пуста.
Из-за двери в смежную комнату донесся новый взрыв смеха. Роджер направился туда. Это была не каюта, а обыкновенная гостиная жилого дома. Значит, они находились уже на берегу. Роджер посмотрел на помещение, из которого только что вышел: в углу стояла кровать.
Смех перешел в какой-то всхлипывающий звук, странный и жуткий. Роджер распахнул дверь в соседнюю комнату при новом взрыве смеха. Фингельтон лежал ничком на кровати в углу комнаты. Он был совершенно обнаженный, если не считать маленьких плавок. Сейчас были видны все его многочисленные синяки.
В ногах кровати на табуретке сидела девушка, которая время от времени щекотала пятки Фингельтона длинным пером… Девушка с пляжа в широкополой шляпе, и страшный дог. Она не улыбалась. У нее был скучающий вид, и это делало картину еще более ужасной. По-видимому, она не заметила прихода Роджера. Вот она отняла руку с пером, Фингельтон конвульсивно дернулся и перестал смеяться, но его грудь тяжело вздымалась, открытый рот хватал воздух. В носу и горле у него что-то свистело и булькало. По лицу, по плечам, даже по ногам струился пот. Сейчас, когда прекратился смех, было похоже, что у него предсмертная агония… По-видимому, так оно и было.
Как только репортер немного отдышался, девушка дотронулась пером до его правой пятки.
Фингельтон всхлипнул.
Роджер шагнул к девушке, вырвал у нее перо, сжал в руке и выбросил прочь.
Девушка не была удивлена. Она посмотрела на него с неподдельным упреком.
— Вы не должны этого делать. Мистер Карози рассердится.
Она не стала протестовать, когда Роджер подошел к кровати, ища в карманах на ощупь перочинный нож. Но ключи, деньги, всякая мелочь были на месте, а нож кто-то позаботился отобрать.
Фингельтон поднял на него налитые кровью глаза, но не узнал. С, его запекшихся губ сорвалось единственное слово:
— Воды!
В комнате не было ни графина, ни умывальника, ничего. Однако, подумал Роджер, может быть, он найдет воду в своей спальне. Сейчас, у девушки не было пера.
— Не смейте его больше трогать, — потребовал он и быстро прошел через гостиную в свою спальню. Здесь был умывальник, губка, стакан и прочие туалетные принадлежности. Роджер подставил губку под холодный кран, выжал ее, наполнил стакан водой и пошел назад.
Фингельтон снова начал смеяться.
— Прекратите! — заорал Роджер, не помня себя от злости. — Сейчас же прекратите!
Он увидел, что девушка сидит точно в такой же позе, держа в руке новое длинное перо. Он подбежал к двери как раз в ту минуту, когда девушка захлопнула ее перед самым его носом. Вода выплеснулась через край стакана, когда Роджер попытался открыть дверь ногой, в то время как Фингельтон продолжал смеяться своим диким истерическим смехом.
Роджер повернулся, чтобы куда-нибудь поставить стакан, намереваясь своим весом обрушиться на дверь.
— Кажется, вы очень заботитесь о своем приятеле? — раздался позади него голос Карози.
Смех Фингельтона прекратился.
Роджер положил губку и стакан на ближайший столик и медленно обернулся. Карози стоял, облокотясь на стул. На его лице была улыбка, которую Кристина окрестила «китайской».
— Фингельтон больше не будет смеяться, если вы расскажете правду, — сказал Карози своим простуженным голосом. Оставьте в покое эти вещи, Вест, и садитесь напротив меня.
В смежной комнате наступила тишина.
Роджер опустился в кресло и поднял глаза на Карози. Он пытался внушить себе, что не боится, но страх не отпускал его.
— Я вас уже видел в таком облачении раньше, — ровным голосом заговорил Карози, — хотя вы, возможно, этого не заметили. Грим, маскировка, они могут сослужить службу только раз, если человек не способен увидеть глубже внешности… Очёнь просто… А вы простой человек, Вест. У вас немудреные правила: это — хорошо, а это — плохо. Так можно поступать, а так нельзя. Вы всегда стоите на стороне «правильного поведения», но жизнь куда сложнее… Вы — жертва культуры и фальшивой цивилизации… Вы добры, а природа зла… Человек отказывается сказать мне правду. А я хочу какую-то вещь и беру ее… Мне мешает человек, я устраняю его или заставляю страдать, пока он не сделает то, что я хочу.
Роджер не ответил. Он был рад небольшой передышке.
— А вы наделены всеми ошибками современной цивилизации, — продолжил Карози. — Например, вы страдаете потому, что другой человек в агонии. Агония — это, конечно, плохо, но лично я нисколько не страдаю. Я вообще почти не замечаю страданий. Я тренирую в других это равнодушие к страданию окружающих… Мне давно уже стало ясно, что самым сильным оружием является то, которое действует на привязанности и эмоции по отношению к другому человеку… Например, Грант и его жена… Вы, ваша жена, дети… Возможно, Фингельтон… Впрочем, я тут не прав. Фингельтон в личном плане вас не интересует. Что вы думаете обо мне, старший инспектор Вест?
Роджер промолчал. Ему нечего было сказать.
Тогда Карози свистнул, и почти сразу же Фингельтон начал смеяться.
Роджер поднялся.
— Мне говорили…
— Я всегда выполняю свои обещания, вы скоро в этом убедитесь. Но вы отказываетесь отвечать на мои вопросы. Что вы думаете обо мне? Теперь вы ответите?
Смех Фингельтона замер.
— Да, — хриплым голосом ответил Роджер. — Я вам отвечу. Вы…
Он запнулся.
— Будьте совершенно откровенны. Вы увидите, что у нас много общего, Вест. Например, я люблю правду.
Роджер сказал:
— Не думаю, чтобы у меня имелось о вас определенное мнение. Оно было, но теперь, после ЭТОГО, оно сильно изменилось.
— К лучшему или худшему?
— К худшему.
— Что ж, это правда. Ну а что вы думали обо мне раньше, Вест? Я был просто крупным преступником, так вы меня охарактеризовали, не правда ли?
— Да.
— Скажите мне точно, каково ваше мнение о моей деятельности и о применяемых мною методах? Вы понимаете, у меня не часто имеется возможность рассуждать на данную тему с полицейским офицером.
Что ж, если ему подобная игра доставляет удовольствие, почему бы не позабавиться? Ничего трудного в этом нет, если бы только не упорный взгляд узких глаз-щелочек, который вызывал у Роджера серьезные опасения, что его «ложь» будет немедленно обнаружена.
— Нельзя так просто подвести итог моим мыслям, — начал он. — Умны ли вы? В известном смысле — да. Достаточно умны, чтобы получать то, что вам хочется. Чтобы заставить людей раболепствовать перед вами, заработать кучу денег и уехать за границу, когда тут начнется полоса неудач. И в то же время это не абсолютный ум… Я был уверен, что вы вернетесь. Когда человек становится могущественным, как вы, он не может находиться далеко от источника своей власти. Если бы вы были действительно умны, вы бы никогда не возвратились.
— Спорная точка зрения, — возразил Карози. — Ну, а что еще? Прошу вас.
— В вас воплощены все человеческие недостатки. Вы испытываете удовольствие, наблюдая за муками других. Вы любите причинять страдание, чтобы иметь возможность их наблюдать, вам это доставляет удовольствие. Это принято называть садизмом.
— Нет, нет, — запротестовал Карози. — Вы не правы. Я, не получил никакого удовольствия, слушая вашего приятеля Фингельтона. Но его страдания меня не затрагивают, только и всего. Если бы я мог получить все, что мне нужно, без этого, я бы никогда не стал понапрасну мучить людей… Однако очень часто это единственный способ. Но получать удовольствие? Никогда! Мне просто все равно. Скажите, считаете ли вы меня настолько отличным от рядовых преступников? От воров? От такого человека, как Артур Морлей, который в припадке ревности задушил свою жену?.. Вы же не можете поставить меня на одну доску с подобными типами?
— Нет, — ответил Роджер.
— Почему, прошу вас…
— Они знают, что творят зло, когда его творят. Они знают разницу между правым делом и неправым. Что-то совершив, они знают, каковы будут последствия. Вы не знаете! Вы хватаете хорошенькую девушку и губите ее жизнь, и…
— Это же сентиментальность, — прервал его Карози. — На нее у меня совершенно нет времени. У меня есть слабость к некоторым людям. Скажем, к Джульетте. Она находится в соседней комнате. И к Кристине Грант. Я нахожу ее очаровательной. Мне нравится ее тип красоты!.. Да, ее привлекательность… Обладать ею. Пользоваться! Джульетта… но вы, возможно, не знаете историю Джульетты?
— Не знаю.
— Я познакомился с нею, когда она была еще ребенком. Ее родители испанцы. Довольно хорошенькая девочка, но не такая красавица, как сейчас. Свеженькая и многообещающая. Я подумал, в один прекрасный день ты будешь как раз такой, какой мне нужна в постели… Но у нее не только роскошное тело, у нее неглупая головка. Я не превратил ее в одну из девушек, которых охотно приобретают за границей. Она мой второй ум! У меня был один замечательный врач, который помог мне ее воспитать и избавить от того, что вы именуете эмоциями. Она выполняет то, что ей говорят, всегда без всяких переживаний. Хорошо, плохо — это ее не волнует! Единственно правильным является то, что мне нравится. Такова Джульетта! Это был своеобразный эксперимент, если можно так выразиться. Одно из моих великих достижений.
